Рубрика: Книги

 

Амстердам (отрывок из романа “Штопальщица”, ноябрь, 2016
www.gazettco.com

«Лог #1 Наташа», глава из романа «Штопальщица» в художественном тематическом журнале «Гостиная»
http://gostinaya.net/

Публикация в газете «Вечерний Нью-Йорк»

Фрагмент из романа «Штопальщица» (часть первая)

Фрагмент из романа «Штопальщица» (часть вторая)

Фотографии газеты «Вечерний Нью-Йорк» с текстом отрывка из романа «Штопальщица». «Убийство в Манхэттен-Бич»

Фрагмент из романа «Штопальщица» в газете «Вечерний Нью-Йорк», глава «Лог#1. Наташа»

Юрий Милославский, писатель, критик, Нью-Йорк, США.
Я дерзнул бы определить «Штопальщицу», — превосходное, на мой взгляд, название, — как жестокий (или, если угодно, городской) романс в прозе. Во всяком случае, Светлана Храмова изящно учла все особенности этого жанра: не только, как прежде говаривали, «в плане содержания», но и «в плане выражения» на всех уровнях, притом и на уровне фонетическом. Потому что сколь угодно трагический сюжетно-фабульный надрыв жестокого романса — обязан звучать/петься с нерушимой плавностью, без наигрыша. В «Штопальщице» это условие – соблюдено.

Марина Вырубова, переводчик, Портленд, Орегон, США.
Новый роман Светланы Храмовой «Штопальщица» захватывает и увлекает читателя с первых же строк. «Уж сколько раз твердили миру», но нелишне опять напомнить о вечных ценностях, приоритетах, о том «что такое хорошо и что такое плохо» – и для нас самих, и для мира, нас окружающего.
Две линии книги – жизнь внешняя: повседневная и будничная, и жизнь внутренняя: глубокая и напряжённая, делают книгу невероятно интересной и достойной прочтения.
Это роман о жизни современной и о жизни вообще, о жизни на родине и за её пределами, о попытках разобраться в себе.
Мастерски написанная, удивительно искренняя книга о любви, о ревности, о музыке, о сложности человеческих отношений.

Ольга Панова, врач, Амстердам
С творчеством Светланы Храмовой я знакома уже давно. С интересом прочитала все ее произведения, и “Штопальщица”, по моему мнению, – это одна из лучших ее работ. Прекрасный стиль, интересные глубокие мысли, великолепные сравнения. Без всякого сомнения автору есть, что сказать читателю.
Три яркие женские судьбы как три крупные бусины нанизаны на нить главной линии сюжета и объединены в одно целое в архивах своеобразного чистилища, куда попадает главная героиня романа Арина.
Разные женщины, разные судьбы, разные страны, но как талантливо передано автором это наше вечное женское стремление стать счастливой во что бы то ни стало, любыми путями добиться своей цели, но в этом почти параноидальном стремлении устроить свою жизнь мы часто упускаем самое главное – саму жизнь.
А что за последней ее чертой – здесь богатая фантазия автора рисует нам причудливый мир витального департамента, где трудятся неутомимые «штопальщицы», призванные восстанавливать разорванные причинно-следственные связи, латающие материю жизни, будто непрочную ткань. Иногда без надежды на успех.
Но все же финал – достаточно оптимистичный, что оставляет радостное ощущение после прочтения романа и заставляет о многом задуматься.
Настоятельно рекомендую. Читать – нельзя пропустить!

Писатель Борис Бурда, Одесса-Москва

Тема книги Светланы Храмовой – жизнь музыканта, о которой мы только в последнее время стали узнавать что-то не приглаженное и не панегирическое. В изнанке поношенного концертного фрака виртуоза кроются довольно жуткие узелки и заплатки – каторжный труд, голодный паек на старте карьеры, групповщина и вкусовщина, достойные мадридского двора интриги, а иногда и такие вещи, сведения о которых только недавно начали выплывать на страницы СМИ – откровенное зверство и криминал, вроде нынешних историй вокруг Большого театра. Глазами автора мы наблюдаем путь восхождения талантливого музыканта к вершинам славы и видим, до каких высот нужно ради этого подниматься, с какими угрозами и искушениями встретиться, какие неожиданные вещи, лежащие вне границ логики, совести и реальности, могут оказаться препонами на этом пути. Светлана Храмова – профессиональный музыкант, знающий, о чем пишет, но, что еще важней, ее герои – живые люди, а не гипсовые статуи. На наших глазах они. как и мы сами, они будут решать личные проблемы, делать нелегкий выбор, страдать от неумолимых обстоятельств нашего муторного времени. Но при взгляде на это сложное переплетение судеб все равно хочется повторить то же, что произнес в сходных обстоятельствах герой рассказа Джека Лондона «Тропой лолжных солнц»
– «Это был кусок жизни».

Надежда Яковлева, журналист, Киев-Амстердам

Пожалуй, отличительная черта книжных фанатов – это стремление все классифицировать. В нынешние времена с этим наблюдаются определенные трудности: жанровые границы все больше размыты, и порой сами писатели затрудняются с определением жанра своего произведения. У Светланы Храмовой получился очень необычный сплав. Здесь и триллер, и детектив, и элементы драмы, и даже намек на байопик… И все это завораживающе стильно! Впрочем, если с сюжетной составляющей все предельно ясно – роман в высшей степени увлекательный, то отдельного упоминания заслуживает стиль писательницы – очень изящный, похожий на жемчужное ожерелье. Тонкий, своеобразный, немного хрупкий.
Но что самое важное – Светлана Храмова здесь в своей стихии. Мотивация героев прописана безупречно – а все потому, что писательница превосходно разбирается в том, о чем пишет.
Роман оставляет самые приятные впечатления. Могу сказать, что с удовольствием взглянула бы на следующие работы автора.

Юлия Муттер-Качанова, психолог, Мастрихт, Голландия

Удивительная книга! Человеку, не сведущему в мире музыки, внезапно становится ясно, что это мир страстей. Мастерски описаны переживания и тайные желания персонажей, как они переплетаются и обретают форму. Рождается что-то неимоверно красивое, и каждому читателю предстоит открытие. Я вспомнила собственный жизненный опыт, к нему добавив несколько чудесных нот. Как? Просто открыла книгу и следила за развитием событий.
Отмечу тонкие психологические наблюдения и юмор, решительный слог, что влияло на мою мимику и мысли в течение всего чтения романа. Монблан представился заоблачной целью, для каждого героя книги – своей. Было интересно осознать насколько важно при любых жизненных условиях и обстоятельствах идти к успеху и мечте. Уже первые страницы соблазняют провести время в прекрасном обществе книги, и невозможно остановиться вплоть до прочтения последней страницы.
Кстати, события разрешаются самым неожиданным образом!

***

Сергей Юрьенен, представление романа «Вид на Монблан», отрывок из книги (июнь, 2012)
http://franc-tireur.livejournal.com/1662163.html

***

Вот Марсель и достигнут. Место встречи тех, кто в легионеры собрался. В Легионе деньги платят — не так много, но в течение пяти лет тратить некуда, копится. И кормят, и одевают—обувают. И гражданство по истечении пятилетнего контракта дают. А самое главное, под чужим именем можешь жить.

Был ты — и нет тебя. Исчез. Жизнь с чистого листа, если пять лет продержишься, выживешь. Если вернешься цел и относительно невредим.

Все, что в интернете про Легион пишут — только реклама и вывеска. Правда покруче.
Первые две недели отбор пригодных — вот где лафа, смекалистые россияне и украинцы приноровились эти недели для передышки использовать. Кормят вновь прибывших старательно, по тридцать евро в день выдают, паспорт не отбирают, присматриваются. Заплутавшиеся в сознание приходят, отъедаются — и тихо, не попрощавшись, исчезают. Не у всех, но проходит.

Остальные в Париж отправляются, там окончательный отбор — и едут в учебку, четыре месяца особо строгого режима.
Эти четыре месяца Виталик почти полностью прошел, но за неделю до зачисления в Легион колено травмировал. Испугался.

В учебке не лечат. Если зачислили учиться, паспорта отбирают, прав никаких. Подъем в пять утра, проспавших расталкивают без церемоний — сапогом с кровати. Грубо, но должен терпеть. Вообще, в учебке ты все должен терпеть, непокорных усмиряют. Не уговаривают, а тупую силу прикладывают, бьют почем зря. Желание возражать с каждым днем уменьшается, постепенно сходит на нет — будущий легионер привыкает беспрекословно подчиняться приказам.
Нормально, когда бег в полной экипировке по 20-40 километров, хлеб и вода два раза в день. Воспитывают голодом, волю тренируют. Проблемы лишнего веса решаются просто: физические нагрузки фантастические. Виталику и вспоминать страшно, будто не с ним происходило.

Парни все как на подбор — жилистые, поджарые. В Афганистане, начальный пункт назначения для обученных, лишние килограммы реально мешают.

В Ираке тоже легионеры воевали. Тяжелую работу выполняли, а за подвиги отчитывались американцы. И ничего доказать нельзя, вымышленные имена, очень удобно.

По ночам Кузьменкову снился один и тот же сон.
Портативная пушка оживает, из нее вылупливается зияющая пасть, потом змеиное скольжение гладкого ствола становится стремительным, смертоносный яд выплевывается в цель.
Пли! – выстрелы, выстрелы, падают свои и чужие, враги и друзья – пли! Пли! – Дым, неразбериха. Душная и пыльная сумятица, смешались люди, машины, пушки, адова, солнцем выжженная земля, да разве это земля: песок, барханы, пекло. Не разобрать ничего в дыму. В дыму не видно, свой от чужого не отличается. Никак, никак не отличается.
А змеиный зев дергается и дергается, ядовитый огонь изрыгает. Стреляет без устали. И ритмичные плевки снарядов. Вначале гулко, потом тише, тише. И вот уже беззвучные судороги, серый дым кругом. Дым скрыл и запеленал.
Тут Кузьменков обычно просыпался.

Забыть о давней контузии, аукнувшейся глухим радужным гулом в левом ухе, «насовсем, дружок» – как сказал доктор, в Афгане еще, когда в палатке медпункта очнулся, – не получалось. Да он и не стремился забыть, война его стихия, этот шум слева – отзвук океана в аквариуме, привет оттуда, где стреляют. Ему приятно гулкие зовы слышать, он рыбой плавучей себя чувствует, он дома. А без войны – как та же рыба на берегу, задыхается, чужой всему и всем. Ему тогда сказали: – Повезло тебе, парень – домой целым отправляешься. Ну, во первых, не целым, а бракованным, все-таки, а во-вторых, он не стремился домой. Ему воевать охота. До победы (кореш Димка в бане вечно повторяет: – в Афгане победителей не бывает! Скажи, Антоша, спасибо, что цел!» Но конец же бывает, смерть в бою, в смысле. Он согласен – пусть бы его пуля верная нашла, только чтоб не изуродовать/покалечить, а насмерть убить. Взаправду и до конца. Правда, со смертью плохо у него, не получается. Рискует, наобум лезет – а не получается – и тогда, в Афгане, и теперь – в миру среди честных людей, они в спину пальнуть, кстати, никогда не против. Тут даже легче случайную или неслучайную пулю найти, Кузьменков себя постоянно под оптическим прицелом чувствует. Дураком себя обзывает «да кому я сдался, к чертям собачьим, грузоперевозчик, мелкая сошка?» – а чувствует. Тем более обидно будет, если это не паранойя. За большое дело, ради великой цели государственного масштаба – жизнь отдать всегда готов. А так… Какого-нить Ваньку ублажить, что решит конкурента убрать? Пустое.
Потому и на рожон Кузьменков не лезет, часа своего ждет. Бизнесменит помаленьку, деньги зарабатывает, ими же сорит. За барышнями ухлестывая без разбору практически. Машенька его, Марь Степановна, супруга (и две дочки!) – в душу не лезет, всем довольна, всегда ласкова. Умный Кузьменков, для мужика ошибка в выборе жены – как ошибка сапера, штука фатальная. Не допустил.
И грех жаловаться – дома покой, в бане пар и с девками сладость. Труды в перерыве: умом Бог не обидел, сноровки тоже не занимать; армию он оставил, а просчитать комбинацию, кто полезен, кто враг – в момент, плевок дело. Говорят – в армии проще, в жизни все запутано. Это дуракам запутано, здесь картина как на ладони. Ни снарядов ползучих, ни дыма без огня.
Но масштаб не тот. Мелочевка, тьфу! – так и плюнуть-то не на что, разминка для героя, не иначе. Ему бы в большое дело с головой уйти. Подвиг, риск, опасность! Вот чего душа просит, а допросится – Антон парень боевой. Момент не упустит, слабину не даст. Кишка у него у-ух-какая! – и не тонка.

«Дело не в верности убеждениям, дело в их наличии», как Веня-Овидий говорит. Прирожденный лидер и светлая личность. Зося часто задумывалась, какое качество для лидера главное? Почему один человек может вести за собой толпы, а другому — пусть он в тыщу раз умней и последовательней — не дано? Непонятно. Обаяние? умение говорить часами? убежденность? оригинальность? Да какая у Вени оригинальность, всего понемножку, мнения чуть не каждый день меняются — но с ним спокойно. Потому что в потемках блуждаем и «всего понемножку», вчера уверены, сегодня нет. И Веня как зеркало – отражает настроения тех, кто его слушает. Фанатики за ним не идут, фанатики уверены. Напускная уверенность, под нею прячутся страх и упрямое нежелание осознавать промахи.
Лидер признает ошибки легко, тогда ему веришь. Мы обычные люди, ошибаемся (себя Зося относила к золотой середине, ей нравилось быть как все, ей это шло), мы боимся сознаться во вчерашней неправоте — а Веня может, и легко. «Овидий и его Метаморфозы», кличка к Огренчуку накрепко припаялась, сокращенно Веня-Овидий, так и зовем. Невысок и русоволос, круглые очки на носу, чем-то на Шатова из «Бесов» похож, но отдаленно, Шатов поплотней. Веня
бубнит — а любое слово отчетливо слышно. Главное — со временем совпасть. Веня не просто совпал, он будто впаян – и не куда-то там, в прореху пространственную, нет. В конкретное «здесь и сейчас». Со всеми его умничаньями, бездоказательными предсказаниями, плюсами и минусами и соцсетями. Он так гибок, так изворотлив, он во сто крат гибче славного создателя компании Apple, царство ему небесное и пусть простит, но Веня круче. Направление ветра узнает безо всякого правила большого пальца, с опережением в 24 часа как минимум. Задолго до того как ветер переменился, Веня-Овидий излагает вполне революционную теорию, которая завтра уже станет общим местом и «у всех на устах». Цитировать будут не Веню, но он сказал это раньше, мы свидетели. Затем ему и нужны слушатели (группа наша то есть) — чтоб успеть трендом сезона выдохнуть раньше всех. Ненадолго, но опережает. Значит, успевает поразмыслить и векторы направить куда требуется. Умный.
Вы здесь со мной, но я не с вами — Веня фэйсбучит, пишет что-то краткое каждый божий день, но я-то знаю — провоцирует, дразнит.
Вот если бы все, кому он не нравится, могли его запросто в кафе-стекляшках слушать! Как Зося, как ее друзья, как вся их группа «Идущие вместе». Нет одного мнения — к тому и не стремимся. Нет формального лидера — его и быть не может. Что лидер? Суета одна. Лидеры лезут во власть, маньяки. Значит, власть сама по себе болезненное явление, заразу несет? власть, как главный маньяк?..

Потому лидера у нас нет и быть не может. Мы не за власть боремся. Нас объединяет движение под названием «протест», это единственная гарантия прогресса. За свободу приятно бороться, но не дай бог ее обрести, — кто сказал? Зося не помнила, да и неважно. Один Пименов столько цитат изрекает, запутаешься. Философ у него любимый, Гнатюк-Ковальский:— «суммарно обо всем, что сказали другие» — свел, обработал, пересказал. Может, Пименов и прав, тезисы и дайджесты теперь важнее первоисточника.
Главная забота века — борьба не с властью, а с пафосом. С пафосом власти. И с пафосными высказываниями: авторитетов нет, давайте смеяться. Веня правильно сказал — сейчас Ницше цитируют и хихикают: стиль «Заратустры» отстой. Но пересмешники не жили в Германии 33-го года. Любопытно — как бы они там и тогда над пафосом Ницше смеялись?!
Веня против наших митингов и розочек в петлицах. Розочки с чуть заметным бежевым оттенком, мы долго цвет искали. А форма правильная, природой подсказанная — пыльные бури в пустынях песок годами крутят, в результате розочка складывается, Зосе такую из Сахары привезли. Каменная, óб пол бросишь — не разобьется. И железным топором не расколешь. Крепка наша розочка, естественным образом возникшая форма, природой подсказанный символ. Дитя пыльных бурь, без вмешательства Билла Гейтса обошлось. И розочка, что бы там Пименов не говорил, типа «я ее Катерине своей подарю, мне и приколоть стыдно» — приживется, победит.

Ваня Пименов — тот другой совсем, здоровенный мужичина, косая сажень в плечах, и странно, русский Иванушка, имя правильное досталось, богатырь — а как посмотрит набычившись — римского императора Флавия, Константина Великого напоминает. У Пименова крепкое бизнес-прошлое, но вдруг не у дел оказался. Он в активисты пошел, а хватка у Вани мертвая. Не то, чтобы лидером стал, но игра: Ваня над Веней смеется часто, субтильный Овидий легко подначивает огромного Флавия — они друг друга прекрасно дополняют.
Ваня — организатор, да еще какой крутой! С ним уже семь митингов прошли — четкая работа. Плакаты, микрофоны, трибуны, объявления в фэйсбуке, согласования с властями (власть то соглашается, то отменяет. Но мы все равно являемся, Веня, правда, иногда занят.)
Объявления в фэйсбуке — хороший ход, своевременный, но вообще, с тех пор как фэйсбук начался — беда просто. Многие приходят только сфотографироваться, фото отправить с телефона — один клик.
И вмиг — доказательство: я живу, следовательно, протестую; хотя можно глаголы в предложении переставить, смысл не поменяется. Тот редкий случай, когда что ни говори — смысл не поменяется. Зося уже почти засыпала, в голове мысли-фотовспышки, а не стройная линия, в сознании или в подсознании, не разобрать, длится пунктир дятлом долбящим, азбукой Морзе, точками с тире… Взрыв сетевого общения, сначала кричали — суррогат взаимопонимания, глупости, иллюзия присутствия. Но — возможность с кем-то поговорить. И познакомиться, даже подружиться — так было.
А теперь простая обязаловка, «все побежали и я побежал». Не «я право имею», а «я тоже имею право», Достоевскому, уверена, забавно было бы на нас поглядеть. Реклама, самореклама, пиар-компания, показуха и фальшь, виртуальная светская жизнь. Была искренность, массовый уход, массовый исход… а где масса — там толпа. Пришла толпа, затопали боты, сапоги и ботинки, шпильки занозили плавящийся асфальт, все поменялось: толкотня и ругань очередей, советский универмаг.
Универмаги Зося Крученых не застала, теперь продавщицы по струнке ходят, но мать рассказывала, часто. Бедная мама Рая! компьютер отродясь не видела, сети не таранила — но хрен водки не слаще, вся жизнь коту под хвост.
Нет, теперь время куда лучше… а как мамочка радуется новой Зосиной работе, соседям рассказала, теленовости в Саратове теперь все смотрят…
Дыхание у Зоси стало ровным, она, наконец, крепко спала. Во сне она улыбалась, а утром ей непременно захочется петь. Даже если не захочется — запоет, это теперь упражнение, ей в Останкино дикторша-пенсионерка посоветовала: каждое утро проснись и пой, голос разрабатывать надо.

Воздух, пространство, путешествие в самолете. Сколько со мной там всего происходило! Разного, особые случаи не перечесть. Ничего обычного в воздухоплавании нет. Любые неожиданности в порядке вещей.
Я ведь экономом летаю, привыкла. Ничего ужасного не происходит. Ну ребенок не засыпает, сосед волнуется, мелочи. Когда-то в Нью-Йорк летела, давно это было, тогда еще и курить разрешалось, вообще все разрешалось — и багаж не сканировали, и обувь снять не предлагали (мне всегда интересно — они там письма что ли любовные ищут? или от жены заначку, в сапог упрятанную?)
Сижу, согласно купленному билету, а мужчина средних лет, слева от меня, у окна (я у прохода место выбираю) — вовсе от ужаса побелел. Смерти боится. Я его успокоила: «Да не волнуйтесь так, я рядом, самолеты со мной не падают».
Он совсем перепугался, даже уснул мгновенно. Защитная реакция организма. А я по проходу пошла, к туалету — бизнес-класс рядом, нагло, наверное, но вторглась на VIP —территорию, через две минуты вернулась, спящего охранять. А еще через две минуты ко мне юная стюардесса подходит, смущаясь к уху наклоняется: «Позвольте в бизнес-класс пригласить, доплачивать не нужно, там место есть, меня попросили передать, чтоб вы не волновались, все будет в порядке».
Да, конечно будет в порядке — это же самолет. Или в порядке будет, или никак и никогда.
Иду за ней, нам навстречу мужчина рванулся:
— Меня зовут Сергей, Сергей Кротов. Место рядом со мной свободно — садитесь, сделайте одолжение.
— Я Марина. Фамилия у меня сложная, сходу не запомните. Надо будет — запишу. Спасибо, Сережа, но чур, не приставать!
— Ни в коем случае. Лететь долго, увидел вас — подумал, долгое путешествие рядом с красивой женщиной будет праздником. Располагайтесь. Я тихо посижу, не волнуйтесь. — И два виски со льдом заказал (Red Label), у нас обоих, как выяснилось, вкусы простые и правильные.
Время незаметно пролетело, правда. Виски уже и со льдом и в чистом виде — воспринимался замечательно. Ожидание в перевалочном аэропорту (ирландский городок, даже название не запомнила), как одно мгновение — снова «со льдом», дважды — и уже на посадку зовут.
Ух и напились мы с Сережей! Я тогда еще употребляла алкоголь вовнутрь (как давно это было!), от виски не пьянела вовсе, а не пьянеющие женщины мужчин к себе тут же располагают. У меня даже трюк был, как только понимаю, что проверка на прочность — демонстрирую чудеса трезвости. Легкомысленный спаиватель давно лыка не вяжет, а я с ним говорю светски и в меру доверительно, четко артикулирую. Многие «коварные соблазнители» в изумлении трезвели. Сергей себя быстро в руки взял. Молчал какое-то время, думал — потом очень вежливо:
— Марина, а если я спрошу тебя кое-о-чем? Тема непростая. Но и ты простотой не отличаешься. (На «ты» мы еще в ирландском пересадочном перешли).
— Спасибо, Сережа. Простота хуже воровства, сам знаешь.
— А давно за рубежами живешь?
Опустим обмен формальностями, несущественные подробности — а что, да есть интерес, и прочее. Сергей — солидная птица: важный пост, дипломатической деятельностью занимался. И бизнесом заодно. Подковерным бизнесом, разумеется. Одним фирмам помогал находить другие фирмы, сделки заключались многомилионные, да что там — миллиардные иногда. Историю своей комсомольской юности Сергей мне рассказал, российских партнеров знал смолоду и лично. И вот это «лично» ему очень не нравилось. Хотелось вовсе в тень уйти, раствориться в добрых делах.
Схема сотрудничества, им предложенная — проста и прекрасна.
Проста, потому что Сергей, помимо таланта пить не пьянея, наделен способностью удивительно быстро соображать. Только хорошо тренированные мозги выдают незатейливые решения для сложных задач.
Прекрасна, потому что приоткрывала дверь в страну неограниченных дензнаков. Проценты, проценты, проценты. Я к деньгам равнодушна, допустим, но шуршание честно заработанных купюр отзывается в душе гармониями вдохновенных музыкальных пассажей.
До изумления просто как дважды два: Сергей сбрасывает мне координаты потенциального продавца, дает некоторые контакты заинтересованных покупателей, а я — без лишних объяснений, глядя, как уже сказано, дурочкой-простушкой возникаю на горизонте: имейл, телефон, in person — не суть, главное, чтобы сделка состоялась. Получение мною процентов — под контролем, секретность сделки гарантируется. Наиболее радостной деталью нашей беседы было: цифры, не переваливающие за миллион баксов Сергею просто не интересны. Работаем по крупному. Перспективы увязнуть в матрацах с помидорами нету: нас ждут великие дела!

Долетели мы благополучно. Когда я за чемоданчиком к своему законному креслу отправилась — мой сосед встретил меня взглядом, полным восторга и ужаса. Я приветливо ему улыбнулась. Ободряюще.
Сергея я с тех пор не видела. Зачем? Все оговорено. И жаловаться на точность ни разу не приходилось. Единственное, что и вправду переусложнено — это способы нашего с ним контакта. Пути обмена информацией, иначе говоря. Не думаю, что кто-то может связи проследить.
Десять лет назад в самолете летели, много виски выпили, ну и что?
И какая разница, где он сейчас работает?
И какая разница, где я время от времени живу?
Главное, чтобы сделка происходила.
Я ему доверяю. Он — мне.

У меня получается.

***

Затея рискованная. Возможно, проснется у профессионального Дон-Жуана охотничий неуправляемый азарт прищучить Нину за былую строптивость. Придется не просто держать руку на пульсе, но жать мертвой хваткой. В местах скопления пульса.
Телефонный звонок нарушил тишину, озадачившую по возвращении. Нет, озадачивала не тишина, а необходимость освоиться в пространстве заново, вспомнить расстановку вещей и понятий. Вписаться в ландшафт.

– Привет, а я уж думала, ты там застряла навсегда. – Это Алина, московская дама, покинувшая Россию почти двадцать лет назад. Оставшаяся в Германии в испуге: танки наводнили московские улицы и двигались рядом с местом расположения Алининой квартиры. По-видимому, она имела в виду три дня путча, которые на многих произвели неизгладимое впечатление.
– Я встретила потрясающую женщину, — голос Алины сбивался от скорости, с которой та спешила донести информацию, будто боясь, что ее не дослушают до конца. – Она удивительно просто умеет объяснить любые сложные проблемы, у меня будто открылось второе дыхание!
– Алиночка, как я могу застрять навсегда, не обсудив с тобой. Никогда. Дорогая моя, вдохни глубже, сбавь темп и постарайся объяснить причину потрясения.
– Да не потрясения. Для одного человека потрясение, для другого – каждодневные впечатления. Все субъективно. Как наш менталитет – его ведь нет, это иллюзия, вымысел. Один и тот же человек для тебя плохой, а для меня хороший. Мы жалуемся на что-то, но это субъективно! Мы не имеем понятия, каков цветок на самом деле, ни малейшего! Наше зрение устроено таким образом, что цвета мы тоже воспринимаем субъективно! Понимаешь? Вот кто-то жалуется – но часто без повода, это издержки восприятия. Или чьих-то мужей ругаем, обсуждаем чужие проблемы – а может, человек, которого мы считаем несчастным, на самом деле счастлив. Все индивидуально, субъективно. Отсюда получается, что любую проблему можно рассматривать с позитивной точки зрения. Русская привычка — говорим о плохом, потому что боимся поделиться радостью. Сглаза боимся. Ведь так?
– Алин, но если муж, к примеру, пьет, бьет и по бабам гуляет, то это кошмар и ничего больше. С любой точки зрения. — Нина не ожидала такой страсти без повода. Но сразу по приезде не хотелось никого обижать.
– У меня подруга американка. Совсем другой менталитет, ну ничего общего! Они не понимают, почему мы без причины жалуемся. Я ей о муже говорила – ну, знаешь, как у нас принято: это не нравится, то не так. Потом я забеременела, и она удивилась: такие проблемы, как ты решилась на ребенка! А у меня что – никаких особых проблем и не было, просто мы, русские, так устроены. Все нам не так.
– Может, для американки твои проблемы показались слишком сложными. Поверь, мужа не вяжущего лыка, бьющего и гуляющего терпят просто из желания хоть иногда с кем-то поругаться. Очень наши бабы одиночества боятся.
– Ну, какая ты негативная. Я на позитив настраиваюсь. И ты знаешь, получается. Я вижу прогресс. Тебе тоже надо с моей знакомой встретиться, она — супер!
– Хорошо, непременно. У нас же клуб для того, чтобы встречаться, позитивно настраиваться и двигаться в направлении, заданном интеграцией и Кристиной Львовной. Когда следующая сходка?
– Не надо так, кстати. То ли шутишь, то ли издеваешься, — обиделась Алина.
– Упаси бог мне издеваться, рада тебя слышать. И клубу женскому рада. Просто не адаптировалась еще по приезде. Знаешь, как между двух стран существовать трудно!
Голос в трубке оживленно заклокотал, Алине тема понравилась:
– А я счастлива так жить. Я гражданка мира, везде дома. Но в России люди не понимают радости общения, которое мы щедро дарим друг другу. Там норовят настроение испортить, гадость сказать. А я не чувствую принадлежности ни к одной стране! Это сказочное ощущение. Ты подумай на досуге, очень глубокая тема.
Нина обещала подумать, чтобы не разругаться с Алиной в пух, понимая, что замечание насчет банальности повода ее разобидит. Ссориться ни с кем не хотелось. Иначе придется искать новых подруг, а это просто наказание. Сознание людей, переживших эмиграцию, деформируется. Просто от годами длящихся мучительных попыток привыкнуть к новым обстоятельствам. А насколько деформируется – выясняется только в процессе отношений.

***

Здесь, в городе у моря – ощущение, что расцвет.

Строительство и там и сям,. И дома комфортабельные, дорогие. Вызывающе дорогие. Заносчивые кажущейся устойчивостью. Значит, есть такие же заносчиво напоказ благоустроенные люди, которые в них живут. Заказали квартиры, оплатили строительство. Судя по количеству домов, таких людей множество. Строят, строят – в престижных районах. Строительство указывает на расцвет экономики. А в целом по стране – самый, что ни на есть упадок. Откуда же берется такое количество людей, уверенных в завтрашнем дне?
Нина потому и уехала, что уверенность никак не приходила. Нет, даже не так. Народ беднел, квартиры покупать некому становилось. Нина не понимала, где люди работают. Получалось, что негде. И зарплаты никак не росли. Нищета, бесперспективность и развал.
Прошло каких-то три года, – и как волшебной палочкой махнули. Есть, кому покупать и для кого строить. Красота! Любо-дорого глядеть и глаз радуется. Не имеет значения, откуда берутся здесь люди с деньгами. Теперь Нина может просто наблюдать.

Лет двадцать назад британский моряк на путаном русском языке объяснял молоденькой Нине про Черноморск. Что нет такого города на карте СССР. Его вообще ни на какой карте нет. Это просто одно из чудес света и существует вне правил. Само по себе. И надо принять как факт. В общем, идея правильная. Город гробился теми, кто должен его благоустраивать, и неизменно самовосстанавливался.
Фестивальной столицей так и не стал, но фасон держал крепко. Вроде – нам Канны не указ, у нас круглый год праздник. Насчет «круглый год», конечно, преувеличение, зимой, сквозь полувысохшие оголенные провода ветвей, видны трещины умирающих фасадов исторического и некогда великолепного городского центра. Серый цвет как преобладающая тональность. Иногда кажется, что убогий серый цвет звучит – унылым декадентским звуком ненастроенного пианино.
Но летом город преображался. С весны начинались зеленые мелодии — поначалу неуверенно, будто отсыревшие инструменты оркестра поскрипывали и требовали ремонта, затем дыхание музыки крепло и разудалое барочное оживление набирало сил и четкости, оздоравливая пейзаж до неузнаваемости.
Вернее, до узнаваемости. Город оживал, приосанивался и шумел, шумел – радостно и беспечно. Привычные очертания улиц, заполненных машинами там, где едут. Тормоза визжат, моторы урчат, рычат и не всегда заводятся, пронзительно сигналят в пробках автомобили разной стоимости и новизны. Улицы запружены людьми – там, где ходят. Разноцветие, повсюду галдящие толпы приезжих – лето. Декоративная желтизна солнца, шаром висящего над головами. Ни проехать, ни пройти, не продохнуть. Когда Нина запутывалась в ориентирах, — многое забылось, да и вообще она не шибко в пространстве ориентировалась, хотя пункт прибытия каким-то образом без труда находила, – то и спросить не у кого. Вокруг одни отдыхающие. Впрочем, Нинина квартира находилась в уникальном районе. Специально для отдыха предназначенном. В одном из первых престижных домов с охраной и автоматически открывающимися огромными воротами. Жильцы нажимали кнопку пульта, ворота вздрагивали и начинали двигаться. Давно установлены, пора бы поменять на новые. Уж больно медленно двигались.
Впрочем, Нина приезжала редко и старалась не производить лишнего шума. В стабильность законов страны она не очень-то верила. Заведешься со сменой ворот – а закончится лишними вопросами. Где она так подолгу находится, скажем, и понеслось…
А по приезде она узнает, что квартира ей никогда не принадлежала, например. И живут там другие люди. Бр-р-р. Страшно. И продавать не хочется. Десять минут от моря и пятнадцать – от центра города. Такое вот уникальное расположение. Нина не переставала удивляться тому, как подфартило с выбором места проживания. Удачно сложилось, ничего не скажешь. Она часто шутила, что вот и нашла, наконец, место в жизни. Не надо громко шутить на такие темы.

***

Димка рос, что называется, светлой личностью, у него не было ни друзей, ни врагов, ни недостатков. В кино или на концерт он предпочитал ходить с мамой – по субботам. Или когда у нее выдавался свободный день. Ведь она очень много работает для того, чтобы у него было все необходимое. Мать он обожал.
Ровно в десять Дима расстилал постель и перед сном полчаса читал. Иногда на русском, иногда – на голландском, часто рассматривал дизайнерские журналы. Они – его страсть и наслаждение, а наслаждение перевода не требует. Такой вот идеальный у Кати сын. За что Катя благодарила Бога и судьбу, и постоянно искала, кого бы ей еще поблагодарить, хотя обязана она только себе, как ни странно.
Занимается такой грязной работой, казалось бы. А жизнь устроилась прекрасно. Главное, Катя вовремя сориентировалась, заслонила сына от неустроенности. Нет долгих раздумий о том, как заплатить за спортивную одежду – она у Димы всегда фирменная и прекрасного качества; где взять деньги для поездки летом в отпуск – летали самолетами, жили в лучших отелях.
Сын – отличник и примерный ученик. А мать проститутка. Но не простая – ударница труда и предмет особой зависти товарок по цеху.
Катя предпочитала об этом не думать, но работа ей нравилась. Не сразу она отстояла свои права и обязанности.
После собеседования с хозяином сети заведений, а по рекомендации Гульнары она встретилась с боссом (тогда «боссом», теперь он просто Майкл) в его кабинете, находившемся в магазине антикварной мебели, Майкл пригласил ее сесть в кресло, кофе предложил. Вежливая беседа продолжалась минут пять. Потом он спросил, понимает ли она, чем собирается заниматься. Она ответила коротко:
– Я собираюсь помочь моему сыну стать хорошим и счастливым человеком. С помощью денег, которые я заработаю это возможно?
– Вы имеете в виду, возможно ли воспитать хорошего сына, работая в секс-клубе?
– Нет, я имею в виду, возможно ли рассчитывать на хороший заработок. И удобный график труда.
– Насчет графика – это не от меня зависит. От клиентов. А оплата… Вы какие деньги имеете в виду? В цифрах?
– Для начала – полторы тысячи в неделю. Чистыми.
– Как у вас, у русских, все просто. «Чистыми. Полторы тысячи» А где я их возьму, по-вашему?
– А я вам помогу. Но бесплатно не работаю. Мне объяснили, что клиенты у вас не с улицы, гигиена, конфиденциальность и еще… Вы можете меня рекомендовать, как женщину, исполняющую заветные желания. Это понятно? Если мы говорим о солидных господах, разумеется. Только никаких извращенцев с нагайками и в масках!
Майкл внимательно посмотрел на Катю. Для него важно, чтобы женщина выглядела дамой из хорошего общества, с ней и на людях показаться не стыдно. И умна, непременно умна! — если уединиться, то не с идиоткой. Майкл мастерски продавал солидным господам, чаще всего важным гостям крупных фирм, иллюзию счастья на короткое время.
На более длительный период у господ времени для счастья не находилось. Бизнес, жена с детками внимания требуют. Иногда Майкл придумывал программу развлечений, потому что у клиентов ни минуты нет, чтобы понять, чего же они хотят. Они приходили в клуб, как в дорогую парикмахерскую – получить ценный совет мастера, у него же и постричься. Главное – клиенты не должны сожалеть, что деньги потрачены даром. Фирмы часто пользовались его услугами – и щедро оплачивали стопроцентную уверенность, что важный гость, потенциальный партнер компании, жаловаться не будет.
От работы Гульнары, Жанетты, Эммочки, теперь еще и Катенька прибавится – зависела подпись под новым контрактом, ведь в Амстердаме размещены офисы международных концернов. Нет, Катя ему положительно нравилась. Вернее, он представлял себе, кто именно может ею заинтересоваться, как отреагировать, о! – у него слюноотделение обильное началось от предвосхищения.
Дешево она просит. В деле он ее не знает, видно сразу – не профессионалка, но те ему не нужны. Катина чувственность бросалась в глаза. То, что Катя привыкла считать красотой, на самом деле всего лишь зовущая притягательность соблазна. Всего лишь, как бы так. Она не выглядела вульгарной или порочной. В смутное время перевернутых понятий и однополой любви – много ли осталось женщин, вызывающих желание забыть о реальности? А Катя такое желание просто навязывала. «Повезло, что она попалась на глаза Гульнаре. Надо при случае отблагодарить, кстати», – подумал Майкл и протянул Кате листок с адресом клуба.
– Дни работы согласуем. Мы представим тебя, как загадочную незнакомку из России, которая приходит только к тем, кого она хочет и когда хочет. Это не будет правдой, не забывай, – но карту попробуем разыграть по максимуму. Завтра в шесть вечера жду. Нужно, кстати, вечернее платье – есть клиент, предпочитающий обеды в дорогом ресторане.
– У меня нет платья, – тихо сказала Катя.
— Потому и говорю – приходи в шесть. Подберем что-нибудь. Обеды в дорогих ресторанах раньше восьми вечера не начинаются.
Клиент оказался вполне симпатичным господином, обращался с Катей хорошо. Потом они поехали в гостиницу и…
Она отдалась ему с желанием, вовсе не наигранным. Проснулась бабья долго скрываемая тоска по жарким ласкам и объятьям, по нежности. Захотелось ей распалить мужика, и к горячему телу прижавшись, замереть.
Катя в одиночестве измаялась. Партнер почувствовал себя уверенно, зажатость понемногу исчезла. И ночь по-настоящему бурная, они не уснули ни на миг. Они признавались друг другу в секретах. Катя плакала от прошлых обид, а Леону, так звали англичанина, говорила, что слезы от радости. Катя к тому моменту крепко усвоила, что признания в любви – иллюзия и никого ни к чему не обязывают.