Доступен на Литрес
Из разговора с иереем Петром (Тобольская семинария):
…Что-то сюда тянет, не только архитектура, наверное, но и святитель Иоанн Тобольский становится центром притяжения.
У нас есть преемственность с Троицкой Лаврой, Сергий долгое время был монахом в Лавре, в Подмосковье. И там есть такое понятие – Птицы Преподобного Сергия. Если были в Лавре, вы знаете, что там огромное количество птиц – вороны, голуби, их никогда никто не разгоняет, и существует поверье, что души умерших монахов за многие столетия собираются, и там витают.
… Ни Кант, ни Гегель к святым не относятся, а вот какие-то простецы, которые ни читать, ни писать не умели, а отдали все свое сердце на служение Богу – таких сотни, если не тысячи.
Святитель Иоанн Тобольский был ученым, он переводил с латыни на славянский язык многие книги, он профессор Киево-Могилянской академии, в то время она так еще называлась. До того, как его сюда отправили, он активно занимался просвещением, у него была своя типография. Очень много трудов и переводов его собственной рукой написаны. Настоящий ученый был, на хорошем уровне.
Тем не менее, когда он оказался здесь в Сибири, уже в преклонном возрасте, он прославился и достиг Царствия Божьего отнюдь не научными трудами, а тем, что он был очень странноприимный, любил принимать и угощать гостей, он нищих кормил – организовывал социальные обеды. Нагружал обоз обедами и ездил по окраинам города, кормил нищих.
– цитата из романа «Колокольные дворяне»
___
Но о любви к нему бабушка моя не рассказывала. Только о том, что играла в детстве с детьми русского Царя, когда всю Cемью отправили в ссылку. Отец ее был священником, духовником Cемьи в Тобольске. Так она говорила. И еще о драгоценностях, доверенных ее отцу и сохраненных им – cкупо рассказывала моя бабушка Лиза, но к теме этой возвращалась постоянно. Убеждала, что драгоценности носить не нужно, это пережиток прошлого. И себе противоречила, добавляя, что в детстве она забавлялась кольцами и браслетами, это были игрушки. После упоминания об игрушках из ее детства она надолго умолкала, лицо становилось суровым, каменело на глазах. Будто с изящными безделицами связаны какие-то страшные события, и воспоминания о них доставляли ей боль. Впрочем, я тогда была маленькой девочкой, слушала как очередной бабушкин рассказ о прошлом, и особенно меня ничего не удивляло, потому что в детстве удивительно все.
Путешествие мое только начиналось, и это казалось вполне нормальным – играть с царскими драгоценностями в двенадцать лет. Позже меня значительно больше занимали обстоятельства моей собственной личной жизни, чем обрывки фраз Елизаветы Алексеевны, я не искала ответа на вопрос, зачем она об этом говорит, почему снова и снова поджаты губы, и молчок надолго: «Я устала» – произносила она, и уходила в кухню. Или принималась вытирать пыль откуда-нибудь, маленькая тряпочка наготове, хотя квартира и без того казалась начищенной до блеска.
И только через много лет бабушкина история возникла в моей памяти. Это правда или нет? почему она рассказывала так часто? и почему обходилась почти без подробностей, упоминала коротко: стриженые девочки и мальчик, красивый и задумчивый с мечтательным взглядом, драгоценности царские у нас хранились. – А когда это было, бабушка?
– Во время ссылки Царя в Тобольск. Отец мой священник, а когда семью сослали в Сибирь – его назначили духовником Царской Семьи.
И опять без подробностей, и опять уходит в себя… — цитата из романа
[Вторая фотография в аттачменте к посту — мне из ТИАМЗ (Тобольский историко-архитектурный музей-заповедник) прислана, она сделана в Царском селе, Царевны и Цесаревич в феврале 1917 года перенесли корь в тяжелой форме, выздоровели. Первая — тоже в Царском селе, 1917, третья — Семья в тобольской ссылке, 1917. Четвертое фото — Благовещенская церковь, это я сама со стены в музее снимала].
___
Из дневника Императрицы Александры Федоровны: «Всенощной не было, потому что наш священник был вынужден уехать на несколько дней из-за неприятных выдумок. Он невиновен».
А чуть ранее, 10 декабря она писала об отце Алексее в письме Анне Вырубовой, я скажу позже, как доставлялось это письмо. Впрочем, и сейчас могу рассказать. Внук Георгия Васильева – тот самый, откликнувшийся на мой зов – гордился, что его дед, средний сын священника Алексея Васильева, неоднократно командировался для доставки этих писем царицы, он наладил связь с Петербургом. Георгий вызвался быть курьером для ссыльной царицы. И что меня не перестает удивлять – у него получалось! В то дикое время – из Тобольска в Петербург! – когда поезда грабили, когда выворачивали карманы наизнанку, когда разгул беспощадной анархии – застенчивый интеллигент Георгий (а он был именно таким, священник Васильев к образованию своих детей подходил серьезно, старший Александр закончил Варшавский университет, Георгий учился в Тобольской семинарии) – утонченный и гибкий – неоднократно встречался с Анной Вырубовой, передавал письма и посылочки.
В этом письме Царицы слышится повышенная озабоченность. Ведь нарушено главное для нее – православный ритуал. Соблюдения святых правил. И она бессильна что-либо сделать. Она только пишет об этом, оставляет свидетельства, чудесным образом сохранившиеся.
«Священника для уроков не допускают. Во время служб офицеры, комендант и комиссары стоят возле нас, чтобы мы не посмели говорить. Священник – очень хороший, преданный. Полная надежда и вера, что все будет хорошо, что это худшее и вскоре воссияет солнце. Но сколько еще крови и невинных жертв? О Боже, спаси Россию! Это крик днем и ночью, все в этом для меня – только не этот постыдный и ужасный мир…» (говоря о постыдном мире, ссыльная императрица подразумевала заключение мира с Германией. Она, которую подлыми наговорами нарекли германской шпионкой. Всепроникающая молва, разъедающая все живое и убивающая невинных, как радиация, от которой не спастись и не укрыться. Бесчинство интерпретаций. Нет истины, есть интерпретация ее. Как много в этой истории макиавеллиевских сложносочиненных интриг, призванных порочить и очернять любое действие царствующих особ!).
В тех самых сотнях книг «на царскую тему» непременно звучит тема рока, преследовавшего Семью.
Да нет, не роковая сила их погубила, а испытанная методика очернения – подметные письма и сплетни, гаденькие рисунки и картинки, сновали повсюду двойные и тройные секретные агенты, множились, как грибы после дождя. Иные из них сами не вполне понимали, на кого в данный момент работают.
Как и в любом столетии, впрочем. Ход событий по документам не восстановишь. Но есть зернышки, крупицы свидетельств, оставленных действующими лицами самых разных сословий. Кто намеренно, кто случайно – входили в историю. Пусть каждый видит и слышит по-своему. Истину нельзя установить, но распутывать сплетение наговоров, «идти за клубком» – можно.
Письмо Анне Вырубовой доставил никто иной, как Георгий, сын священника Благовещенской церкви отца Алексия. Императрица доверяла священнику, тот ничего не боялся. Сына благословил на трудную и опасную дорогу до Санкт-Петербурга, и Георгий сумел избежать столкновений со шпионами, ворами или просто злодеями, которых в то время развелось великое множество. Как мыши сновали, и носы мышиные чуяли запах всего, что можно с пользой стибрить и продать. А уж сдать изменников в руки «новой власти» почитали за честь. Но уберег письма Георгий.
Сибиряки народ непростой. Если надо, дурачком прикинуться любой сумеет, и вокруг пальца обвести сможет. Любого шпиона или агента, хоть двойного, хоть тройного оставят с носом и в недоумении, так мне еще в первом телефонном разговоре Александра Романовна рассказывала, позднее напомню.
— цитата из романа «Колокольные дворяне».
Роман Светланы Храмовой — полифоническое произведение, где многие линии повествования, сплетаясь, образуют единое целое. Он получился волнующим и необычным. Поэтому органичен подзаголовок, несколько неожиданное – для литературного произведения – определение: роман в сонатной форме. Впрочем, прочтите – и убедитесь сами.
Игорь Гриньков, член СП Российской Федерации о романе Светланы Храмовой «Колокольные дворяне»
Исследовательница — дилетантка, могут сказать маститые историки, занимающиеся этой темой. Но, именно не зашоренный академическими догмами взгляд, изучение казалось бы мелких фактов, документов, встречи с интересными людьми, сам дух современного Тобольска делают книгу честной, не предвзятой, интересной и правдивой. И неважно, что кое-что остается «за кадром»; сейчас практически невозможно доподлинно восстановить то, что свершилось почти век тому назад.
В книге много документов, цитат, но они не выглядят инородным телом, а органически входят в ткань повествования, не перегружают его.
А нескрываемый личный автора интерес автора делает роман достоверным, передающим атмосферу того времени и нынешнего. И вдруг, о чудо, мы обнаруживаем между ними связь. История не может быть дискретной; какие катаклизмы не происходили бы, течение времени идет по своим законам. Ничто не появляется просто так, и не пропадает в никуда.
В книге красной нитью проходит тема Веры, Духовности, что лично я считаю очень важным в наш век, пропитанный лжеидеями, ложными идеалами, неверием ни во что, кроме иллюзорного материального успеха. Но подается это не назидательно, не безапелляционно, а как результат бесед с духовными иерархами простыми послушницами и светскими людьми.
С литературно-художественной точки зрения сюжет выстроен оригинально, роман написан чистым, хорошим русским языком, читается не только с интересом, но, я подчеркиваю, с удовольствием.
На фото — Тобольский Кремль, здесь располагается и духовная семинария.
