***
Затея рискованная. Возможно, проснется у профессионального Дон-Жуана охотничий неуправляемый азарт прищучить Нину за былую строптивость. Придется не просто держать руку на пульсе, но жать мертвой хваткой. В местах скопления пульса.
Телефонный звонок нарушил тишину, озадачившую по возвращении. Нет, озадачивала не тишина, а необходимость освоиться в пространстве заново, вспомнить расстановку вещей и понятий. Вписаться в ландшафт.
– Привет, а я уж думала, ты там застряла навсегда. – Это Алина, московская дама, покинувшая Россию почти двадцать лет назад. Оставшаяся в Германии в испуге: танки наводнили московские улицы и двигались рядом с местом расположения Алининой квартиры. По-видимому, она имела в виду три дня путча, которые на многих произвели неизгладимое впечатление.
– Я встретила потрясающую женщину, — голос Алины сбивался от скорости, с которой та спешила донести информацию, будто боясь, что ее не дослушают до конца. – Она удивительно просто умеет объяснить любые сложные проблемы, у меня будто открылось второе дыхание!
– Алиночка, как я могу застрять навсегда, не обсудив с тобой. Никогда. Дорогая моя, вдохни глубже, сбавь темп и постарайся объяснить причину потрясения.
– Да не потрясения. Для одного человека потрясение, для другого – каждодневные впечатления. Все субъективно. Как наш менталитет – его ведь нет, это иллюзия, вымысел. Один и тот же человек для тебя плохой, а для меня хороший. Мы жалуемся на что-то, но это субъективно! Мы не имеем понятия, каков цветок на самом деле, ни малейшего! Наше зрение устроено таким образом, что цвета мы тоже воспринимаем субъективно! Понимаешь? Вот кто-то жалуется – но часто без повода, это издержки восприятия. Или чьих-то мужей ругаем, обсуждаем чужие проблемы – а может, человек, которого мы считаем несчастным, на самом деле счастлив. Все индивидуально, субъективно. Отсюда получается, что любую проблему можно рассматривать с позитивной точки зрения. Русская привычка — говорим о плохом, потому что боимся поделиться радостью. Сглаза боимся. Ведь так?
– Алин, но если муж, к примеру, пьет, бьет и по бабам гуляет, то это кошмар и ничего больше. С любой точки зрения. — Нина не ожидала такой страсти без повода. Но сразу по приезде не хотелось никого обижать.
– У меня подруга американка. Совсем другой менталитет, ну ничего общего! Они не понимают, почему мы без причины жалуемся. Я ей о муже говорила – ну, знаешь, как у нас принято: это не нравится, то не так. Потом я забеременела, и она удивилась: такие проблемы, как ты решилась на ребенка! А у меня что – никаких особых проблем и не было, просто мы, русские, так устроены. Все нам не так.
– Может, для американки твои проблемы показались слишком сложными. Поверь, мужа не вяжущего лыка, бьющего и гуляющего терпят просто из желания хоть иногда с кем-то поругаться. Очень наши бабы одиночества боятся.
– Ну, какая ты негативная. Я на позитив настраиваюсь. И ты знаешь, получается. Я вижу прогресс. Тебе тоже надо с моей знакомой встретиться, она — супер!
– Хорошо, непременно. У нас же клуб для того, чтобы встречаться, позитивно настраиваться и двигаться в направлении, заданном интеграцией и Кристиной Львовной. Когда следующая сходка?
– Не надо так, кстати. То ли шутишь, то ли издеваешься, — обиделась Алина.
– Упаси бог мне издеваться, рада тебя слышать. И клубу женскому рада. Просто не адаптировалась еще по приезде. Знаешь, как между двух стран существовать трудно!
Голос в трубке оживленно заклокотал, Алине тема понравилась:
– А я счастлива так жить. Я гражданка мира, везде дома. Но в России люди не понимают радости общения, которое мы щедро дарим друг другу. Там норовят настроение испортить, гадость сказать. А я не чувствую принадлежности ни к одной стране! Это сказочное ощущение. Ты подумай на досуге, очень глубокая тема.
Нина обещала подумать, чтобы не разругаться с Алиной в пух, понимая, что замечание насчет банальности повода ее разобидит. Ссориться ни с кем не хотелось. Иначе придется искать новых подруг, а это просто наказание. Сознание людей, переживших эмиграцию, деформируется. Просто от годами длящихся мучительных попыток привыкнуть к новым обстоятельствам. А насколько деформируется – выясняется только в процессе отношений.
***
Здесь, в городе у моря – ощущение, что расцвет.
Строительство и там и сям,. И дома комфортабельные, дорогие. Вызывающе дорогие. Заносчивые кажущейся устойчивостью. Значит, есть такие же заносчиво напоказ благоустроенные люди, которые в них живут. Заказали квартиры, оплатили строительство. Судя по количеству домов, таких людей множество. Строят, строят – в престижных районах. Строительство указывает на расцвет экономики. А в целом по стране – самый, что ни на есть упадок. Откуда же берется такое количество людей, уверенных в завтрашнем дне?
Нина потому и уехала, что уверенность никак не приходила. Нет, даже не так. Народ беднел, квартиры покупать некому становилось. Нина не понимала, где люди работают. Получалось, что негде. И зарплаты никак не росли. Нищета, бесперспективность и развал.
Прошло каких-то три года, – и как волшебной палочкой махнули. Есть, кому покупать и для кого строить. Красота! Любо-дорого глядеть и глаз радуется. Не имеет значения, откуда берутся здесь люди с деньгами. Теперь Нина может просто наблюдать.
Лет двадцать назад британский моряк на путаном русском языке объяснял молоденькой Нине про Черноморск. Что нет такого города на карте СССР. Его вообще ни на какой карте нет. Это просто одно из чудес света и существует вне правил. Само по себе. И надо принять как факт. В общем, идея правильная. Город гробился теми, кто должен его благоустраивать, и неизменно самовосстанавливался.
Фестивальной столицей так и не стал, но фасон держал крепко. Вроде – нам Канны не указ, у нас круглый год праздник. Насчет «круглый год», конечно, преувеличение, зимой, сквозь полувысохшие оголенные провода ветвей, видны трещины умирающих фасадов исторического и некогда великолепного городского центра. Серый цвет как преобладающая тональность. Иногда кажется, что убогий серый цвет звучит – унылым декадентским звуком ненастроенного пианино.
Но летом город преображался. С весны начинались зеленые мелодии — поначалу неуверенно, будто отсыревшие инструменты оркестра поскрипывали и требовали ремонта, затем дыхание музыки крепло и разудалое барочное оживление набирало сил и четкости, оздоравливая пейзаж до неузнаваемости.
Вернее, до узнаваемости. Город оживал, приосанивался и шумел, шумел – радостно и беспечно. Привычные очертания улиц, заполненных машинами там, где едут. Тормоза визжат, моторы урчат, рычат и не всегда заводятся, пронзительно сигналят в пробках автомобили разной стоимости и новизны. Улицы запружены людьми – там, где ходят. Разноцветие, повсюду галдящие толпы приезжих – лето. Декоративная желтизна солнца, шаром висящего над головами. Ни проехать, ни пройти, не продохнуть. Когда Нина запутывалась в ориентирах, — многое забылось, да и вообще она не шибко в пространстве ориентировалась, хотя пункт прибытия каким-то образом без труда находила, – то и спросить не у кого. Вокруг одни отдыхающие. Впрочем, Нинина квартира находилась в уникальном районе. Специально для отдыха предназначенном. В одном из первых престижных домов с охраной и автоматически открывающимися огромными воротами. Жильцы нажимали кнопку пульта, ворота вздрагивали и начинали двигаться. Давно установлены, пора бы поменять на новые. Уж больно медленно двигались.
Впрочем, Нина приезжала редко и старалась не производить лишнего шума. В стабильность законов страны она не очень-то верила. Заведешься со сменой ворот – а закончится лишними вопросами. Где она так подолгу находится, скажем, и понеслось…
А по приезде она узнает, что квартира ей никогда не принадлежала, например. И живут там другие люди. Бр-р-р. Страшно. И продавать не хочется. Десять минут от моря и пятнадцать – от центра города. Такое вот уникальное расположение. Нина не переставала удивляться тому, как подфартило с выбором места проживания. Удачно сложилось, ничего не скажешь. Она часто шутила, что вот и нашла, наконец, место в жизни. Не надо громко шутить на такие темы.
***
Димка рос, что называется, светлой личностью, у него не было ни друзей, ни врагов, ни недостатков. В кино или на концерт он предпочитал ходить с мамой – по субботам. Или когда у нее выдавался свободный день. Ведь она очень много работает для того, чтобы у него было все необходимое. Мать он обожал.
Ровно в десять Дима расстилал постель и перед сном полчаса читал. Иногда на русском, иногда – на голландском, часто рассматривал дизайнерские журналы. Они – его страсть и наслаждение, а наслаждение перевода не требует. Такой вот идеальный у Кати сын. За что Катя благодарила Бога и судьбу, и постоянно искала, кого бы ей еще поблагодарить, хотя обязана она только себе, как ни странно.
Занимается такой грязной работой, казалось бы. А жизнь устроилась прекрасно. Главное, Катя вовремя сориентировалась, заслонила сына от неустроенности. Нет долгих раздумий о том, как заплатить за спортивную одежду – она у Димы всегда фирменная и прекрасного качества; где взять деньги для поездки летом в отпуск – летали самолетами, жили в лучших отелях.
Сын – отличник и примерный ученик. А мать проститутка. Но не простая – ударница труда и предмет особой зависти товарок по цеху.
Катя предпочитала об этом не думать, но работа ей нравилась. Не сразу она отстояла свои права и обязанности.
После собеседования с хозяином сети заведений, а по рекомендации Гульнары она встретилась с боссом (тогда «боссом», теперь он просто Майкл) в его кабинете, находившемся в магазине антикварной мебели, Майкл пригласил ее сесть в кресло, кофе предложил. Вежливая беседа продолжалась минут пять. Потом он спросил, понимает ли она, чем собирается заниматься. Она ответила коротко:
– Я собираюсь помочь моему сыну стать хорошим и счастливым человеком. С помощью денег, которые я заработаю это возможно?
– Вы имеете в виду, возможно ли воспитать хорошего сына, работая в секс-клубе?
– Нет, я имею в виду, возможно ли рассчитывать на хороший заработок. И удобный график труда.
– Насчет графика – это не от меня зависит. От клиентов. А оплата… Вы какие деньги имеете в виду? В цифрах?
– Для начала – полторы тысячи в неделю. Чистыми.
– Как у вас, у русских, все просто. «Чистыми. Полторы тысячи» А где я их возьму, по-вашему?
– А я вам помогу. Но бесплатно не работаю. Мне объяснили, что клиенты у вас не с улицы, гигиена, конфиденциальность и еще… Вы можете меня рекомендовать, как женщину, исполняющую заветные желания. Это понятно? Если мы говорим о солидных господах, разумеется. Только никаких извращенцев с нагайками и в масках!
Майкл внимательно посмотрел на Катю. Для него важно, чтобы женщина выглядела дамой из хорошего общества, с ней и на людях показаться не стыдно. И умна, непременно умна! — если уединиться, то не с идиоткой. Майкл мастерски продавал солидным господам, чаще всего важным гостям крупных фирм, иллюзию счастья на короткое время.
На более длительный период у господ времени для счастья не находилось. Бизнес, жена с детками внимания требуют. Иногда Майкл придумывал программу развлечений, потому что у клиентов ни минуты нет, чтобы понять, чего же они хотят. Они приходили в клуб, как в дорогую парикмахерскую – получить ценный совет мастера, у него же и постричься. Главное – клиенты не должны сожалеть, что деньги потрачены даром. Фирмы часто пользовались его услугами – и щедро оплачивали стопроцентную уверенность, что важный гость, потенциальный партнер компании, жаловаться не будет.
От работы Гульнары, Жанетты, Эммочки, теперь еще и Катенька прибавится – зависела подпись под новым контрактом, ведь в Амстердаме размещены офисы международных концернов. Нет, Катя ему положительно нравилась. Вернее, он представлял себе, кто именно может ею заинтересоваться, как отреагировать, о! – у него слюноотделение обильное началось от предвосхищения.
Дешево она просит. В деле он ее не знает, видно сразу – не профессионалка, но те ему не нужны. Катина чувственность бросалась в глаза. То, что Катя привыкла считать красотой, на самом деле всего лишь зовущая притягательность соблазна. Всего лишь, как бы так. Она не выглядела вульгарной или порочной. В смутное время перевернутых понятий и однополой любви – много ли осталось женщин, вызывающих желание забыть о реальности? А Катя такое желание просто навязывала. «Повезло, что она попалась на глаза Гульнаре. Надо при случае отблагодарить, кстати», – подумал Майкл и протянул Кате листок с адресом клуба.
– Дни работы согласуем. Мы представим тебя, как загадочную незнакомку из России, которая приходит только к тем, кого она хочет и когда хочет. Это не будет правдой, не забывай, – но карту попробуем разыграть по максимуму. Завтра в шесть вечера жду. Нужно, кстати, вечернее платье – есть клиент, предпочитающий обеды в дорогом ресторане.
– У меня нет платья, – тихо сказала Катя.
— Потому и говорю – приходи в шесть. Подберем что-нибудь. Обеды в дорогих ресторанах раньше восьми вечера не начинаются.
Клиент оказался вполне симпатичным господином, обращался с Катей хорошо. Потом они поехали в гостиницу и…
Она отдалась ему с желанием, вовсе не наигранным. Проснулась бабья долго скрываемая тоска по жарким ласкам и объятьям, по нежности. Захотелось ей распалить мужика, и к горячему телу прижавшись, замереть.
Катя в одиночестве измаялась. Партнер почувствовал себя уверенно, зажатость понемногу исчезла. И ночь по-настоящему бурная, они не уснули ни на миг. Они признавались друг другу в секретах. Катя плакала от прошлых обид, а Леону, так звали англичанина, говорила, что слезы от радости. Катя к тому моменту крепко усвоила, что признания в любви – иллюзия и никого ни к чему не обязывают.
